Черубина де Габриак

Исповедь

Е. Я. АРХИППОВУ

При жизни моей обещайте «Исповедь» никому не показывать, а после моей смерти - мне будет все равно.

Ч.

СПб. 1926, осень.

В первый раз я увидела Н. С.¹ в июне 1907 г. в Париже в мастерской художника Себастиана Гуревича, который писал мой портрет. Он был еще совсем мальчик, бледное, манерное лицо, шепелявый говор, в руках он держал небольшую змейку из голубого бисера. Она меня больше всего поразила.

Мы говорили о Царском Селе, Н. С. читал стихи (из «Ром <антических> цветов»²). Стихи мне очень понравились. Через несколько дней мы спять все втроем были в ночном кафе, я первый раз в моей жизни. Маленькая цветочница продавала большие букеты пушистых белых гвоздик, Н. С. купил для меня такой букет; а уже поздно ночью мы втроем ходили вокруг Люксембур<гского> сада и Н. С. говорил о Пресвятой Деве. Вот и всё.

Больше я его не видела. Но запомнила, запомнил и он. Весной уже 1909 г. в Петербурге я была в большой компании на какой-то художественной лекции в Академии художеств, - был М. А. Волошин, который казался тогда для меня недосягаемым идеалом во всем. Ко мне он был очень мил. На этой лекции меня познакомили с Н. С., но мы вспомнили друг друга. - Это был значительный вечер моей жизни. - Мы все поехали ужинать в «Вену», мы много говорили с Н. Степ. об Африке, почти в полусловах понимая друг друга, обо львах и крокодилах. Я помню, я тогда сказала очень серьезно, пот<ому что> я ведь никогда не улыбалась; «Не надо убивать крокодилов». Ник. Степ. отвел в сторону М. А. и спросил: «Она всегда так говорит?» «Да, всегда»,- ответил М. А.- Я пишу об этом подробно, пот<ому что> эта маленькая глупая фраза повернула ко мне целиком Н. С. - Он поехал меня провожать, и тут же сразу мы оба с беспощадной ясностью поняли, что это «встреча» и не нам ей противиться.

«Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей»,- писал Н. С. на альбоме, подаренном мне³. Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Писали стихи, ездили на «Башню»⁴ и возвращались на рассвете по просыпающемуся серо-розовому городу. Много раз просил меня Н. С. выйти за него замуж, никогда не соглашалась я на это;- в это время я была невестой другого, была связана жалостью к большой, непонятной мне любви. В «будни своей жизни» не хотела я вводить Н. Степ. Те минуты, которые я была с ним, я ни о чем не помнила, а потом плакала у себя дома, металась, не знала. Всей моей жизни не покрывал Н. С., и еще: в нем была железная воля, желание даже в ласке подчинить, а во мне было упрямство - желание мучить. Воистину он больше любил меня, чем я его. Он знал, что я не его невеста, видел даже моего жениха. Ревновал. Ломал мне пальцы, а потом плакал и целовал край платья.

В мае мы вместе поехали в Коктебель. Все путешествие туда я помню, как дымно-розовый закат, и мы вместе у окна вагона. Я звала его «Гумми», не любила имени «Николай», - а он меня, как зовут дома меня, «Лиля» - «имя похоже на серебристый колокольчик», так говорил он.

В Коктебеле все изменилось. Здесь началось то, в чем больше всего виновата я перед Н. Ст. Судьбе было угодно свести нас всех троих вместе: его, меня и М. Ал. - потому что самая большая моя в жизни любовь, самая недосягаемая это был Макс. Ал.

Если Н. Ст. был для меня цветение весны, «мальчик», мы были ровесники, но он всегда казался мне младше, то М. А. для меня был где-то вдали, кто-то никак не могущий обратить свои взоры на меня, маленькую и молчаливую.

Была одна черта, которую я очень не любила в Н. Ст., - его неблагожелательное отношение к чужому творчеству, он всегда бранил, над всеми смеялся, - а мне хотелось, чтобы он тогда уже был «отважным корсаром», но тогда он еще не был таким.

Он писал тогда «Капитанов»⁵ - они посвящались мне. Вместе каждую строчку обдумывали мы.

Но он ненавидел М. Ал. - мне это было больно очень, здесь уже с неотвратимостью рока встал в самом сердце образ Макс. Ал. То, что девочке казалось чудом, - свершилось. Я узнала, что М. А. любит меня, любит уже давно, - к нему я рванулась вся, от него я не скрывала ничего. Он мне грустно сказал: «Выбирай сама. Но если ты уйдешь к Г-ву - я буду тебя презирать». - Выбор уже был сделан, но Н. С. все же оставался для меня какой-то благоуханной, алой гвоздикой. Мне все казалось: хочу обоих, зачем выбор! Я попросила Н. С. уехать, не сказав ему ничего. Он счел это за каприз, но уехал, а я до осени (сент.) жила лучшие дни моей жизни. Здесь родилась Черубина.

Я вернулась совсем закрытая для Н. С., мучила его, смеялась над ним, а он терпел и все просил меня выйти за него замуж. - А я собиралась выходить замуж за М. А. - Почему я так мучила Н. С.? - Почему не отпускала его от себя? Это не жадность была, это была тоже любовь. Во мне есть две души, и одна из них верно любила одного, другая другого. О, зачем они пришли и ушли в одно время!

Наконец Н. Ст. не выдержал, любовь ко мне уже стала переходить в ненависть. В «Аполлоне» он остановил меня и сказал: «Я прошу Вас последний раз - выходите за меня замуж»; - я сказала: «Нет!» Он побледнел - «Ну, тогда Вы узнаете меня». - Это была суббота. В понедельник ко мне пришел Понтер и сказал, что У. С. на «Башне» говорил Бог знает что обо мне. Я позвала Н. С. к Лидии Павл. Брюлловой, там же был и Гюнтер⁶. Я спросила Н. С., говорил ли он это. Он повторил мне в лицо. Я вышла из комнаты. Он уже ненавидел меня. Через два дня М. А. ударил его, была дуэль⁷.

Через три дня я встретила его на Морской. Мы оба отвернулись друг от друга. Он ненавидел меня всю свою жизнь и бледнел при одном моем имени.

Больше я его никогда не видела.

Вот и всё. Но только теперь, оглядываясь на прошлое, я вижу, что Н. С. отомстил мне больше, чем я обидела его. После дуэли я была больна, почти на краю безумия. Я перестала писать стихи, лет пять я даже почти не читала стихов, каждая ритмическая строчка причиняла мне боль; - я так и не стала поэтом - передо мной всегда стояло лицо Н. Ст. и мешало мне. Я не смогла остаться с Макс. Ал. - В начале 1910 г. мы расстались, и я не видела его до 1917 (или 1916-го?).

Я не могла остаться с ним, и моя любовь и ему принесла муку. А мне? До самой смерти Н. Ст. я не могла читать его стихов, а если брала книгу - плакала весь день. После смерти стала читать, но и до сих пор больно.

Я была виновата перед ним, но он забыл, отбросил и стал поэтом. Он не был виноват передо мной, очень даже оскорбив меня, он еще любил, но моя жизнь была смята им - он увел от меня и стихи и любовь...

И вот с тех пор я жила не живой; - шла дальше, падала, причиняла боль, и каждое мое прикосновение было ядом. Эти две встречи всегда стояли передо мной и заслоняли всё: а я не смогла остаться ни с кем.

И это было платой за боль, причиненную Н. Ст.: у меня навсегда были отняты и любовь и стихи.

Остались лишь призраки их...

Ч.

 Примечания

1 Н. С., Н. Ст., Н. Степ., Ник. Степ., Г-в - Николай Степанович Гумилев. М. А.. М. Ал., Макс. Ал. - Маисимилиан Александрович Волошин.

2 Второй сборник стихотворений Николая Гумилева (Париж, 1908).

³ Альбом погиб во время одного из обысков: 1921 или 1927 года.

4 Так в кругу молодых поэтов называли квартиру Вяч. Иванова на Таврической, 25, где весной 1909 года читался курс лекций по поэтике. Потом, с осени, собрания были перенесены в редакцию «Аполлона». Эти занятия посещала и Е. Дмитриева. Когда имя Черубины было раскрыто, она написала Вяч. Иванову: «Мне очень жаль, Вячеслав Иванович, что после всего происшедшего я не могу бывать в Вашем доме. Но думаю, что Вы не будете жалеть об этом. Елиз. Дмитриева» (письмо 21 ноября 1909 года. Цитирую по комментариям А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчиха в ежегоднике «Памятники культуры. Новые открытия. 1991». Л„ «Наука», 1983, стр. 123).

5 Цикл стихотворений Н. Гумилева, написанный летом 1909 года в Коктебеле, вошел в его сборник «Жемчуга» (М., «Скорпион», 1910).

6 Иоганнес Гюнтер, по его словам, пытался примирить Гумилева и Дмитриеву. «Я знал, что мой друг Гумми мечтает жениться, чтобы обрести самостоятельность, и я решил их опять соединить. Поскольку я встречался с ним ежедневно, мне было совсем нетрудно однажды сказать ему:

-Ты бы женился!

-На ком?

-На Дмитриевой!

Как мне пришла в голову такая мысль?

-Вы составите прекрасную пару, как Роберт Браунинг я его Елизавета, бессмертный союз поэтов. Ты должен жениться на поэтессе, - только настоящая поэтесса может тебя понять и вместе с тобой стать великой.

Он пожал плечами.

-Как ты на нее напал?

Но мне показалось, что он слушал внимательно...» («Жизнь под восточным ветром», стр. 293).

7 Дуэль между М. Волошиным и Н. Гумилевым состоялась на Черной речке 22 ноября 1909 года.

Источник: Елис. Васильева. «Две вещи в мире для меня
всегда были самыми святыми: стихи и любовь».
 «Новый мир». №12, 1988, с. 159-161
Публикация Вл. Глоцера

Черубина де Габриак

АВТОБИОГРАФИЯ

Родилась в Петербурге 31 марта 1887 года.

Небогатая дворянская семья. Много традиций, мечтаний о прошлом и беспомощности в настоящем. Мать по отцу украинка,- и тип и лицо - все от нее - внешнее. Отец по матери - швед. Очень замкнутый мечтатель, неудачник, учитель Средней школы, рано умерший от чахотки. Была сестра немного старше, рано - 24 лет - умерла. Очень трагично. Впечатленье на всю жизнь. Есть брат - старший.

Я - младшая, очень, очень болезненная, с 7 до 16 лет почти все время лежала - туберкулез и костей и легких; все это до сих пор, до сих пор хромаю, потому что болит нога.

Больше всего могу сказать сейчас о своем детстве и о любимых поэтах.

Мое детство все связано с Медным всадником, Сфинксами на Неве и Казанским собором.

Я росла одна, потому что я младшая и потому что до 16 лет я была всегда больна мучительными болезнями, месяцами державшими меня в забытьи. Мое первое воспоминанье в жизни: возвращенье к жизни после многочасового обморока - наклоненное лицо мамы с янтарными глазами и колокольный звон. Мне было 7 лет. Все, что было до 7 лет,- я забыла. На дворе - август с желтыми листьями и красными яблоками. Какое сладостное чувство земной неволи!

А потом долгие годы... я прикована к кровати и больше всего полюбила длинные ночи и красную лампадку у Божьей Матери Всех Скорбящих. А бабушка заставляла ночью целовать образ Целителя Пантелеймона и говорить: «Младенец Пантелеймон! Исцели младенца Елисавету!» И я думала, что если мы оба младенца, то Он лучше меня поймет.

А когда встала, то почти не могла ходить (и с тех пор немного хромаю) и долго лежала у камина, а моя сестра читала мне сказку Андерсена про Морскую Царевну, которой тоже было больно ступать¹. И с тех пор, когда я иду и мне больно, я всегда невольно думаю о Морской Царевне и радуюсь, что я не немая. Люди, которых воспитывали болезни, они совсем иные, совсем особенные.

Мне кажется, что в 16-17 лет я знала больше и вернее. Мне кажется, что с 18-ти лет я пошла по пыльным дорогам жизни, и что постепенно утрачивалось мое темное ведение и вот сейчас я ничего не знаю, но только что-то слышу, и верю в то, что слышу, а им всем кажется, что у меня открытые глаза.

И мне хочется, чтобы кто-нибудь стал моим зеркалом и показал меня мне самой хоть на одно мгновенье. Мне тяжело нести свою душу.

В детстве я больше всего любила сказки Кота-Мурлыки, особенно «Милу и Нолли»; я уже давно не читала их, но трепет до сих пор! А потом полюбила Гофмана.

Я никогда не любила и не буду любить Брюсова, но прошла через Бальмонта и также через Уайльда и Гюисманса, и мне близок был путь Дюрталя ².

В детстве, лет 14-15, я мечтала стать святой и радовалась тому, что я больна темным, неведомым недугом и близка к смерти. Я целых 10 месяцев была погружена во мрак, я была слепой, мне было 9 лет. Я совсем не боялась и не боюсь смерти, я 7-и лет хотела умереть, чтобы посмотреть Бога и Дьявола. И это осталось до сих пор. Тот мир для меня бесконечно привлекателен. Мне кажется, что вся ложь моей жизни превратится в правду, и там, оттуда, я сумею любить так, как хочу.

Но я хочу задолго знать о том, что мне предстоит радость этого перехода, готовиться к нему... А мне грозит мгновенная и неожиданная смерть.

От детства я сохранила облик «Рыцаря Печального Образа» - самого прекрасного рыцаря для меня - Дон Кихота. Он один во всей толпе прекрасен, потому что Он не боится преувеличений, и Он один видит красоту. С детства он мой любимый герой, и я бы хотела написать «Венок»: «Мои герои» - венцом их был бы Дон Кихот.

И еще - мой любимый образ, я давно его ношу, но не смею о нем писать - Прекрасная Дама - Дульцинея Тобосская...

..................................................................................................

Гимназию окончила поздно, 17-ти лет, в 1904 г. с медалью, конечно. Потом поступила в Женский Императорский Педагогический институт и окончила его в 1908 г. по двум специальностям: средняя история и французская средневековая литература. В это же время была вольнослушательницей в Университете по испанской литературе и старофранцузскому языку. После была и училась в Париже, в Сорбонне - бросила. В 1911 (весной) - замужество и отъезд в Туркестан.

И вот до 1918 г., когда я из Петербурга приехала в Е<катеринода>р,- все время живя в Петербурге, к<а>к в основном моем месте,-ездила в Туркестан (Ташкент-Самарканд-Чарджуй), в Германию, главным образом в Мюнхен, в Швейцарию, Финляндию, Грузию и еще много куда по России.

Внешняя жизнь незначительна и бедна событиями. Лучше вспомнить знакомства, встречи и любимых поэтов.

II

Видели вы итальянок на картинах Карла Брюллова? С четким профилем, с блестящими черными волосами? - Вот такая моя Лида Брюллова, почти моя сестра, мою мать она называет «мама»,- мы росли вместе,- она прекрасна и лицом и душою. Она ждет меня на Севере. Ее дети - почти мои дети,- Юрий и Наташа³.

Мой очень близкий друг и даже учитель - Максимилиан Волошин, я его очень люблю.

Хорошо знакома с Андреем Белым. Я оч<ень> люблю, когда А. Белый сам читает свои произведения. У него удивительный голос и то, что он из него делает.

Знаю Вячеслава Иванова, бывала и занималась у него на «Башне», он мне близок. Встречала Иннокентия Федоровича Анненского в год его смерти и люблю, конечно. Знала М. А. Кузмина, не очень люблю его. Ахматову иногда люблю, незнакома.

Только издали была знакома с Блоком, не хотела ближе, чтобы сохранить облик любимого поэта. В Вольфиле⁴ сейчас цикл памяти Блока, читают его письма. Прочла поэму «Возмездие». Я потрясена ею.

Не люблю Гиппиус - встречалась издали⁵. Совсем не знаю гр. В. А. Комаровского.

Всячески люблю, нежной любовью Елену Гуро, весь ее облик. Последнюю зиму ее жизни бывала у нее часто. У нее была обаятельная душа! У Гуро я больше всего люблю «Сон» - и неизданную рукопись философско-литературного дневника, называется: «Бедный или милый рыцарь». Напрашивается некоторое сближение с Александром Добролюбовым: «Из книги Невидимой».

Н. Гумилева встречала в 1907 и 1909 годах.

Больше, гораздо больше я знаю М. Волошина, видела его всю жизнь. Считаю его очень большим художником, с причудами, которые не мешают его charm'y. Он все же выше их. У него большая эрудиция и особое уменье брать слово.

Мои встречи с Максимилианом Александровичем относятся к годам: 1909, 1916, 1919, 1923. В последний раз я видела М. А-ча в посту 1927 г., когда он был в СПБ. Акварели М. А. похожи на жемчужины и на самые нежные работы японских мастеров. Если в его теперешних стихах - весь целиком его дух, то в его акварелях осталась его душа, которую мало кто угадывает до конца.

Я люблю «Венки», больше всего «Corona Astralis» и «Lunaria»⁶. Считаю М, Волошина непревзойденным в спаянности венков. Моя «Золотая ветвь» мне дорога. Она посвящена М. Волошину. Да ведь в поэзии Черубина его крестная дочь.

III

Я люблю мои стихи только пока пишу, а потом они к<а>к отмершие снежинки, оттого я их не собираю. Я всегда боюсь, что больше не буду писать, и всегда, когда пишу, думаю, что утратила способность писать.

Есть одно определенье, которое и меня всю жизнь мучило: Сивилла. Но какая Сивилла! Погас ее пламень для нас, современных сивилл, и мы только «помним имена».

С детства, лет с 13-ти для меня очень многим была Мирра⁷. То, что Д. Щербинский⁸ называет сивиллиным во мне, а я иногда считаю просто прозреньем средневековой колдуньи,- вот это влекло меня к Мирре.

Мирра оказала на меня очень большое влияние,- я в детстве (13-15 л.) считала ее недосягаемым идеалом и дрожала, читая ее стихи. А потом уже во втором периоде явилась Каролина⁹.

Обе они мне так близки, обе так бесконечно недосягаемы.

Мирра, Каролина и еще вот... Кассандра¹⁰. Стихи Кассандры: они меня пленили, совсем пленили, особенно русские; «Моя любовь не девочка»... и о Финисте, В ней есть то, чего так хотела я и чего нет и не будет: подлинно русское, от Китежа, от раскольничьей Волги. Мне так радостно, что есть Кассандра... Но к<а>к всегда - боль не зависти, а горечи!). Все - поэты Именем Бога, а - я? Я - нет. Я - рассыпающая жемчуга.

Я мало могу сказать о своем отношении к современному литературному Петербургу, я ведь схимница и келья моя закрыта для всех. Да и кто помнит меня. «Черубина» - это призрак, живущий для немногих призрачной жизнью.

В самой себе я теперь гораздо ближе к православию, дороже всего для меня Флоренский¹¹, как большая поэма, точно Дантов «Рай»... В нашей старине я очень, очень люблю русское, и все в себе таким чувствую, несмотря на то, что от Запада так много брала, несмотря на то, что я - Черубина. Всё пока... всё - покров... Я стану Елисаветой.

Между Черубиной 1909-1910 гг. и ею же с 1915 г. и дальше - лежит очень резкая грань. Даже не знаю - одна она и та же или уже та умерла. Но не бросаю этого имени, потому что чувствую еще в душе преемственность и, не приемля ни прежней, ни настоящей Черубины, взыскую грядущей. Я еще даже не знаю, поэт я или нет. Может быть, мне и не дано будет узнать это. Одно верно-нечто от Сивиллы есть во мне - только это горечь уже: в наше время нести эту нить из прошлого, Сивиллину муку настоящего, потому что теперь ей не дано ясного прозрения, но даны минуты ясного сознания, что не в ее силах удержать истоки уходящего под землю ключа.

Так в средние века сжигали на кострах измученную плоть для вящей славы духа.

Теперь от мира я иду в неведомую тишину и не знаю, приду ли. И странно, когда меня называют по имени... И я знаю, что я уже давно умерла,-все вы любите умершую Черубину, которая хотела все воплотить в лике... и умерла. А теперь другая Черубина, еще не воскресшая, еще немая...

Не убьет ли эта теперешняя, кот<ор>ая знает, что колдунья, чтобы не погибнуть на костре, должна стать святой,- не убьет ли она облик девушки из Атлантиды, которая все могла и ничего не сумела? Не убьет ли?

Сейчас мне больно от людей, от их чувств и, главное, от громкого голоса.

Душа уже надела схиму.

1927.

Примечания

В основу «Автобиографии» легли некоторые письма Елис. Васильевой (так она иногда подписывала свои письма) к Е. Я. Архиппову.

1 Имеется в виду сказка Андерсена «Русалочка».

2 Дюрталь-герой романа Ж. Гюисманса «Там внизу» (1891, русский перевод - 1907 год).

3 Лидия Павловна Брюллова (1886-1954)-поэтесса, секретарь редакции журнала «Аполлон», мать поэта, участника ОВЭРИУ (Объединения Реального Искусства) Юрия Владимирова (1908-1931). Б. Васильева посвятила ей несколько стихотворений: «Оделся Ахен весь зелеными ветвями...» (1610), «Моей одной» («Есть два креста-то два креста печали...») и другие. Репрессирована в 1935 году. Умерла в ссылке.

4 «Вольфила» - Вольная философская ассоциация, существовала в Петрограде в 1919-1924 годах (отделение - в Москве, с 1921-го). Среди ее учредителей Андрей Белый, А. Блок, Р. Иванов-Раэумник, В. Мейерхольд, К. Петров-Водкин.

5 Речь идет о Зинаиде Гиппиус (1869-1945), русской поэтессе, прозаике, критике, мемуаристке.

6 «Corona Astralls» и «Lunaria» - венки сонетов. Первый - с посвящением «Елизавете Ивановне Дмитриевой» и подписанный: «Коктебель. Август 1909 года» - вошел в сборник М. Волошина «Стихотворения. 1900-1910» (М., «Гриф», 1910). Второй - в сборник «Иверни» (М., «Творчество», 1918).

7 Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1869-1905)-русская поэтесса. Далее строчки из стихотворения М. Лохвицкой «В час полуденный». В оригинале последняя отрока звучит так: «Что трепещут души праведных у преддверья Рая!»

8 Д. Щербинский - один из псевдонимов поэта, литературоведа и библиографа Е. Я. Архиппова. Е. Васильева имеет в виду неопубликованную статью Архиппова, подписанную этим псевдонимом. Е. Архиппову принадлежит первая «Библиография Иннокентия Анненского» (М., «Жатва», 1914).

9 Каролина Карловна Павлова (1807- 1893)-русская поэтесса. Дальше-строчки из стихотворения К. Павловой «Ты, уцелевший в сердце нищем...» (1854).

10 Вера Александровна Меркурьева (1876-1943)-поэтесса и переводчица.

11 Павел Александрович Флоренский (1882-1937?)-русский религиозный философ и ученый. Могу предположить, что Е. Васильева находилась под впечатлением труда П. Флоренского «Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах» (М.,«Путь», 1914).

Источник: Елис. Васильева. «Две вещи в мире для меня
всегда были самыми святыми: стихи и любовь».
 «Новый мир». №12, 1988, с. 168-170