И в связи с этим:
"Уравновешенный Пушкин, земной Толстой, сдержанный Чехов - у всех у них бывали минуты иррационального прозрения /.../. Но у Гоголя такие сдвиги - самая основа его искусства, и поэтому, когда он пытался писать округлым почерком литературной традиции и рассматривать рациональные идеи логически, он терял даже признаки своего таланта. Когда же в бессмертной "Шинели" он дал себе волю порезвиться на краю глубоко личной пропасти, он стал самым великим писателем, которого до сих пор произвела Россия."
В заключение этого сюжета о "Шинели" позволим себе еще одну цитату, раскрывающую абсолютную неординарность набоковского ощущения художественно-литературного текста:
"И вот, если подвести итог, рассказ развивается так, бормотание, бормотание, лирический всплеск, бормотание, лирический всплеск, бормотание, лирический всплеск, бормотание, фантастическая кульминация, бормотание, бормотание и возвращение в хаос, из которого все возникло. На этом сверхвысоком уровне искусства литература, конечно, не занимается оплакиванием судьбы обездоленного человека или проклятиями в адрес имущих. Она обращена к тем тайным глубинам человеческой души, где проходят тени других миров, как тени безымянных и беззвучных кораблей."
Здесь - не только и не столько ключ к странностям и загадкам гоголевского гения. Здесь писательский демон самого Владимира Набокова, обладавшего, если воспользоваться метафорой самого Набокова, трансцендентальным видением мира и передававшим это видение в поразительных "Защите Лужина" "Отчаянии", "Приглашении на казнь" и фантасмагорически неотразимых "Просвечивающих предметах".